Александр Найденов - Переулок Прохладный
Александр Найденов - Переулок Прохладный краткое содержание
Найденов Александр
Переулок Прохладный
Александр Найденов
Переулок Прохладный
рассказ
1
Вошли в аллею и стали по ней подвигаться вдоль набережной. Здесь холоднее оказалось, чем в городе: сыростью сквозило от реки. Наступать на дорожку было мягко - по густому слою тополиных подмокших листьев и, хотя горели фонари на невысоких столбах, вокруг темно было так, будто проходили не под деревьями, а по какому-нибудь тоннелю в горе.
Новобранец срочной службы рядовой милиции Новоселов шагал, уткнув руки в карманы шинели, настороженно озирался по сторонам и с уважением косил глазами на сержанта Криницына, стараясь идти с ним вровень. Отстав на > несколько шагов, позади них шли рядовые Ломакин и Кожинов, беседовали негромко между собой. Разговор их интересовал Новоселова и, если б он не считал, что невежливо оставить сержанта, он дождался бы их и послушал, что они говорили.
Ломакин рассказывал про антидиверсионную группу "Альфа", куда недавно был принят его знакомый.
"... И короче, выстроили их всех, кого в десантники призывали, и мужик там один, в штатском, к ним вышел: " У кого из вас есть желание служить в группе "Альфа" ?" Кряжистый сам, амбал такой из себя... Они, конечно,задавать вопросы ему, что к чему ?.. Вообщем, вызвались человек двадцать.
Этот мужик им приказывает: деритесь теперь, мол, между собой,- буду из вас отбирать. Некоторые - сразу в растерянность, типа того: как вдруг драться ? В костюмчиках стоят переминаются, с сумками на плечах... А Серега - ха !.. Ему что !.. Ему подраться - лучше развлеченья не надо: с шестого класса был в секции каратэ... Забойный пацан... Он за минуту отмочалил троих... " Этот подойдет,"- мужик радуется..."
Включилась рация на портупее у сержанта Криницына: дежурный Ленинского района вызывал ноль-четырнадцатый наряд - и Новоселов не мог далее разобрать, о чем говорят у него за спиною. Искажаемый рацией голос дежурного напоминал голос робота и разносился, должно быть, обширно по пустой аллее.
" Сколько это, если посчитать, по городу патрулей ходит ? Вот же ведь, сила !.."- начал размышлять Новоселов. Он не привык еще к службе, ему в диковинку было, что в тот час, когда обычно он уже сидел дома, он теперь идет по темноте в такой глуши, где ему представлялось раньше - ночью осмеливаются ходить лишь преступники, хулиганы и пьяницы. Но сейчас не только он не боялся их, а, напротив того, сами они должны были остерегаться и уклоняться от встречи с ним. Он не сделался смелей за эти полтора месяца, сильнее или ловчее, он не выучил еще приемов рукопашного боя - зато почувствовать успел другое, более важное: что за ним стоит сила, с которою никто не мог не считаться. Название ее было - власть. Ему нравилось это его новое положение и даже он начинал им гордиться.
И теперь в рассказе Ломакина, обрывок которого он уловил, ему угадывалось влияние все той же силы. Только она в секунду могла заставить незнакомых, прежде не причинявших один другому вреда людей, вовсе и не желающих этого,- пинать ногами и ударять кулаками друг друга. И только она обладала правом им это позволить: делать то самое, за что в другом случае их немедленно отдали бы под арест.
Эта ситуация ему показалась знакомою потому, что вот заставили и его самого, не спрашивая согласия, идти сейчас здесь, в наряде, вооружили резиновою дубинкой, баллончиком с газом, наручниками, выдали ему форму, провели инструктаж, требуя от него таких действий, какие раньше он за собой и представить даже не мог.
Дубинка, постукивавшая его по ноге, привлекала его внимание особенно часто - и в голову назойливо возвращалась мысль, что дубинкою этой ему, быть может, предстоит сегодня кого-нибудь "отключить". Его принадлежность к власти хоть и льстила его самолюбию, но пока что и немного смущала еще Новоселова.
Рация на ремне у Криницына вещала все так же громко, они двигались неспеша, ни от кого не таясь и Новоселов, начавший скучать, занялся тем, что стал воображать себе фигуру преступника, который, скрючившись от страха, улепетнуть пытался бы с их пути. Новоселов насупливал строго брови, ворочая шеей, всматривался в разных направлениях в темноту, и уже жаждал подобного преступника там заприметить, властно выкрикнуть ему:
"Стой !", потом, поймав, потребовать у него документы; наконец, обшарить его... К сожалению, никто не показывался...
В конце аллеи повернули налево и через переулок Прохладный, между двумя длинными дощатыми заборами, мимо деревянного жилого барака в середине одного из них, направились снова в город - на ужин в свою дежурную часть...
2
У двухэтажного барака в проулке были заколочены досками и кровельной жестью все окна по одну сторону от входной двери, на другой стороне в окнах наверху горел за шторами свет, нижние три окна были черны. Там на первом этаже в своей комнате лежала в постели Лидия Павловна Соколова, маленькая, худощавая женщина сорока лет. Ей не спалось сегодня, она глядела в потолок, думала о чем-то и поджидала своего мужа. Услыхав голоса и шаги милиционеров, она перевернулась, встала коленями на перину, вытянулась туловищем через дужку кровати и отодвинув рукою тюль, подхватилась для опоры за металлическую решетку в окне. Ей хотелось узнать, не холодает ли снаружи ? Она увидела, как по серебрящемуся тротуару мимо дома проходят солдатики с задраными воротниками шинелей, подумала: " Какие мозглявые," решила, что холодает и, оттолкнувшись от окна, опять улеглась на спину...
Над нею, точно в такой же комнате, проводили этот вечер двое: Наталья Черноголова, плотнотелая, круглолицая кладовщица овощебазы и ее новый квартирант и сожитель Виталий, студент третьего курса мехфака, подрабатывающий на овощебазе грузчиком. Наталья, в импортном ярком халате, сидела на диване, подобрав под себя длиннющий подол и разведя в разные стороны свои мощные ноги в коричневых хлопчатобумажных чулках. Острием ножа она вырезывала гнилую мякоть из яблок и стряхивала ее в ведро, стоявшее на коврике у нее между ступнями. Около дивана громоздился на табурете деревянный ящик, почти полный неперебранных яблок, а очищенные она откидывала в эмалированный бачок на полу.
Виталий, среднего роста плечистый молодой человек с прическою на прямой пробор и крашеный под блондина, наклоняясь над кухонным столом, чертил на большом листе ватмана. Он всю последнюю неделю избегал Черноголову, вечера проводил у себя в комнате, появлялся у нее только поесть - и сразу опять исчезал к себе, оправдываясь, что у него много уроков. Вероятно, он и сегодня бы не остался, если б ему не понадобился для чертежа этот стол. Они молчали уже минут тридцать, притворяясь каждый, что увлечен своим делом. Виталию скорее это наскучило.
- Я возьму яблоков ?- спросил он, не отрывая взгляда от чертежа.
- Бери. Помой в кастрюле. Там на плите кипяток,- тоже не подымая лицо,отозвалась Наталья, постаравшись однако, чтобы голос ее прозвучал задушевно.
Студент лениво и с таким видом, точно делает одолжение, набрал в алюминиевую чашку яблок из бака, неторопливой походкою, переваливаясь, отправился к печи, зачерпнул в кастрюле кружкой и полил яблоки горячей водой с паром. Прополоскав, воду слил в умывальник, вернулся с чашкой в руке к столу и, обгрызая нагретую кожуру с яблока, продолжил молчаливо рассматривать свой чертеж.
Наталья решила тоже чуть-чуть развеяться - отложила на угол ящика влажный нож, обтерла о полотенце руки, на диване рядом с собою, подобрала пачку "Бонда", вытянула из нее, защипывая за фильтр ногтями, одну сигарету и прикурила от зажигалки. Наталья курила неестественно, как это и делают женщины,- придавая тому факту, что они курят, преувеличенное значение. Дымящуюся сигарету она держала, сжав ее промеж двух пальцев, остальные пальцы на этой руке растопырив, то вставляла ее в угол рта, то, выдыхая дым, относила от губ, обязательно взглядывала при этом кверху и хотела казаться задумчивой.
Кисловатый душок подгнивающих яблок в комнате, вкус гнили на языке и это нелепое выражение лица заплывшей стареющей женщины, которую он считал дурой,- все это действовало на нервы Виталию. Он и так уже несколько дней был в черезвычайно дурном настроении, так что за этот срок сам пытался несколько раз понять, что его беспокоит, и чего ради ему приспичило волноваться ?
Ему не нравилось, что у него мало денег - но, кажется, ничего с этим поделать было нельзя; к тому же, денег не хватало ему и прежде, никакой новой причины не появилось для специальной тревоги на этот счет. Ему не нравилась комната, которую снял он у Черноголовой, где было мебели - только железная кровать, табурет, тумбочка и, под вид вешалки, вбитые в стену заржавленные гвозди; где с потолка свешивалась на перевитых проводах желтая лампочка, половицы предательски вскрипывали от каждого шага и на любом месте испытывался озноб в спине. Не нравилось тратить по часу на поездки в троллейбусе отсюда до института. И в довершение всего не нравилось, и очень не нравилось, что к его однокурснице Леночке теперь, когда его не поселили в общежитие, там вечерами может кто-нибудь начать клеиться.
